Дело «Богомолова против России» (BOGOMOLOVA v. RUSSIA)
Постановление от 20 июня 2017 г.

В ЕСПЧ обратилась женщина, которая обнаружила фотографию своего сына на обложке брошюры с подписью «Дети, нуждающиеся в семье». Его изображение занимало большую часть обложки, и лицо мальчика было хорошо видно. Внизу страницы была ссылка на местный Центр психологической, медицинской и социальной помощи. Печатный материал призывал позаботиться о детях, спасти их от одиночества и рассказывал, как это можно сделать. В том числе речь шла об усыновлении. Разумеется, мать ребенка пришла в возмущение – сын жил с ней, и она никому не давала разрешения использовать его фотографии в подобных целях. Не добившись защиты своих прав на национальном уровне, она подала жалобу в ЕСПЧ.
Власти утверждали, что жалоба неприемлема. Во-первых, она касается спора между частными лицами (в российских судах женщина предъявляла претензии фотографу и издателю). Во-вторых, мать не исчерпала всех внутренних средств защиты: исковое заявление касалось ее чести и деловой репутации, а не противозаконности использования фотографии ребенка.
С доводами государства суд частично согласился. Он заметил, что ответчиком на национальном уровне были частные лица, и с этой стороны жалоба несовместима с Конвенцией. Но у жалобы есть и другой аспект: Власти не защитили права заявительницы и ее сына на уважение частной и семейной жизни. Облик человека – одна из главных составляющих личности, поскольку он выражает уникальные черты и отличает одного человека от другого. Право на защиту своего изображения и контроль над его использованием крайне важны в контексте статьи 8 Конвенции. Страсбург заметил, что власти должны не просто воздерживаться от нарушения данного права. На них возложено позитивное обязательство – принимать эффективные меры по его защите даже в отношениях между частными лицами.
Когда российские суды отклоняли требования заявительницы, они ссылались лишь на то, что фотография была сделана с ее согласия, и она не установила каких-либо ограничений на ее использование. Но суды не задались вопросом, разрешила ли она публикацию фотографии в указанной брошюре. При этом подача фотографии и материала создавали ложное впечатление, что ее ребенок – сирота либо что родители его бросили. Тем самым мог быть нанесен ущерб общественному восприятию семьи заявительницы. Нарушение статьи 8 Конвенции было установлено.

Дело «Малаевы против России» (MALAYEVY v. RUSSIA)
Постановление от 18 июля 2017 г.

Поводом для дела послужил спор двух частных лиц. Заявитель приобрел квартиру, а бывший жилец оспорил его право собственности, причем успешно. ЕСПЧ напомнил, что «разборками» граждан не занимается. Но свою задачу в данном случае видит в том, чтобы оценить, было ли дело рассмотрено российскими судами в соответствии с законом, и не было ли решение произвольным и явно немотивированным.
Суд не увидел признаков того, что вынесенные решения в части лишения заявителя права собственности на квартиру были ошибочными и необоснованными. Поэтому нарушения права на уважение собственности (статья 1 Протокола № 1 к Конвенции) суд не усмотрел.
Но заявитель лишился не просто имущества, а своего жилья. То есть, дело затрагивало также статью 8 Конвенции. Законность его выселения из квартиры под сомнение не ставилась – это автоматическое последствие лишения права собственности. Но законность вмешательства – далеко не все, что нужно выяснить по таким делам.
Страсбург обратил внимание, что выселяя заявителя, суды не исследовали вопрос о пропорциональности такого вмешательства в его частную жизнь. Они руководствовались лишь интересами бывшего жильца (подавшего иск) и никак не соотнесли их с правом заявителя на уважение его жилища. Следовательно, вмешательство не отвечало обязательному критерию «необходимости в демократическом обществе», а значит, нарушение статьи 8 Конвенции имело место.

Дело «Дмитриевский против России» (DMITRIYEVSKIY v. RUSSIA)
Постановление от 03 октября 2017 г.

Заявитель, главный редактор газеты, был осужден отечественным судом за разжигание ненависти и вражды. Ему вменялось то, что он опубликовал статьи Ахмеда Закаева и Аслана Масхадова, в которых те обращались к Европарламенту и российскому народу.
Изучив эти статьи, ЕСПЧ заметил, что в них нет призыва к насилию, и они не подстрекают к ненависти или нетерпимости. Учитывая обстоятельства дела, в том числе малый тираж газеты, суд решил, что публикация этих статей не могла нанести вреда интересам общества. Но большее внимание Страсбург уделил тому, каким образом был осужден заявитель.
Во-первых, кладя в основу обвинительного приговора заключения экспертов, российский суд не дал им надлежащей оценки и лишь воспроизвел выводы эксперта-лингвиста, которые, по мнению судьи, заслуживали доверия ввиду компетентности, профессиональных навыков и опыта данного эксперта. Решающий правовой вывод о наличии в спорных высказываниях элементов ненависти и вражды был фактически сделан экспертом-лингвистом, составившим указанные заключения. По мнению европейских судей, совершенно очевидно, что эти экспертные исследования вышли далеко за рамки лингвистики (т.е. установления смысла слов и выражений) и содержали, по сути, правовую квалификацию действий заявителя. Суд находит такую ситуацию недопустимой и подчеркивает, что все правовые вопросы должны решаться только судом.
Во-вторых, суды не проанализировали статьи, о которых шла речь. Как видно из решений, суды ограничились воспроизведением выводов из экспертных заключений. Они не указали, какие выражения и в каком отношении имели негативную коннотацию.
ЕСПЧ заключил, что такой подход к рассмотрению уголовного дела противоречит Конвенции, а обвинительный приговор не может считаться основанным на относимых и достаточных доказательствах. Нарушение статьи 10 Конвенции было установлено.

Дело «Эйлдерс и другие против России» (EILDERS AND OTHERS v. RUSSIA)
Постановление от 03 октября 2017 г.

В суд обратились 2 женщины, чья недвижимость была арестована в рамках уголовного дела, возбужденного против их родственника. По мнению следствия, это имущество было куплено подозреваемым на деньги, полученные преступным путем. Но конкретных доказательств тому представлено не было. Подозреваемый подался в бега, уголовное дело затянулось на годы, и все это время имущество заявителей оставалось арестованным.
Европейский суд указал, что имущественный арест не лишает собственника права владения, но вводит ограничения в порядок пользования вещью и не позволяет ею распорядиться. Поэтому арест означает установление контроля над собственностью, т.е. вмешательство в сферу статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции.
Страсбург обратил внимание, что накладывая арест на имущество заявителей, российские суды не мотивировали свои утверждения и не разъяснили, какая именно информация была получена ими от следствия. Предварительные материалы от ФСБ и заявление следователя не были чем-либо подтверждены. Заявители, напротив, представили документы о том, что недвижимость приобреталась на их собственные деньги, но суды эти доказательства проигнорировали. Вывод: статья 1 Протокола № 1 к Конвенции была нарушена.

Дело «Криволутская против России» (KRIVOLUTSKAYA v. RUSSIA)
Постановление от 17 октября 2017 г.

Это дело связано с терактом в аэропорту Домодедово, произошедшим в 2011 году. Заявитель получила тяжелые ранения, которые поставили ее жизнь под угрозу. Она выразила уверенность, что трагедия стала возможна благодаря слабым мерам безопасности и что ответственность за это должно нести государство в силу концепции «позитивных обязательств». Она утверждала, что власти не провели эффективного расследования в отношении сотрудников службы безопасности и полиции. Она жаловалась, что к участию в расследовании ее не допустили.
Комментируя эти доводы, ЕСПЧ отметил, что власти приняли законодательство, запрещающее терроризм, создали правоохранительные структуры, борющиеся с подобными преступлениями, и не обладали информацией о готовящемся в аэропорту теракте. Не увидел суд и подтверждений тому, что атака в Домодедово произошла из-за недостаточных мер безопасности. Поэтому он заключил, что Россия не нарушила своих позитивных обязательств в рамках статьи 2 Конвенции.
Что касается расследования, его задача в том, чтобы определить причину происшествия и установить виновных. Об эффективности расследования говорит, в первую очередь, характер его ведения, а не достижение определенного результата. Активное привлечение к расследованию пострадавших имеет большое значение.
Изучив ход расследования, суд не увидел в нем серьезных изъянов. Однако заявительница была лишена статуса потерпевшей, из-за чего никак не могла участвовать в следствии, в изучении и комментировании доказательств. В результате ее интересы не получили должной защиты, а само расследование осталось без должного общественного контроля. ЕСПЧ счел это достаточным, чтобы констатировать нарушение статьи 2 Конвенции.

Дело «Навальные против России» (NAVALNYYE v. RUSSIA)
Постановление от 17 октября 2017 г.

Приговором суда заявители были признаны виновными в отмывании денег и мошенничестве. По мнению властей, они учредили «подставную» фирму, через которую навязывали свои услуги клиентам Почты России, в том числе компании «Ив Роше». В частности, им вменялось, что они ввели контрагентов в заблуждение о своих реальных возможностях, а на самом деле для оказания услуг должны были привлекать субподрядчиков, при этом заявители получали разницу между вознаграждением от своих клиентов и ценой работы субподрядчиков. Именно эту разницу российский суд признал предметом хищения. А использование «похищенного» для оплаты текущих расходов компании, созданной заявителями, было квалифицировано как отмывание денег.
Осужденные обратились в Страсбург, утверждая, что в нарушение ст. 7 Конвенции подверглись преследованию за действия, которые уголовно наказуемыми не являются.
ЕСПЧ обратил внимание, что власти применили необычное толкование уголовного закона в деле заявителей. По их рассуждению, мошенником можно объявить любого, кто не соблюдает условия договора. В результате невозможно отличить преступное поведение от непреступного. ЕСПЧ подчеркнул, что приговор не отвечает на вопрос, какое именно нарушение договора было допущено. Более того, из анализа документов следовало, что компания заявителей и ее контрагенты выполняли свои обязательства. Ни закон, ни договор не запрещали привлекать к работе субподрядчиков. И против их участия «потерпевшие» не возражали.
В свете того, что созданное заявителями юридическое лицо было коммерческим, Европейский суд не увидел признаков преступления в том, что его работа была нацелена на извлечение прибыли.
Поэтому ЕСПЧ заключил, что уголовный закон был истолкован расширительно и применен к заявителям непредсказуемо. Выводы судов были произвольными и явно необоснованными. Таким образом, нарушение статьи 7 имело место.

Дело «Ахлюстин против России» (AKHLYUSTIN v. RUSSIA)
Постановление от 07 ноября 2017 г.

В рабочем кабинете Заявителя была установлена система скрытого аудио- и видеонаблюдения, о чем он не знал. На основании полученных материалов в отношении него было возбуждено уголовное дело за превышение должностных полномочий.
Комментируя вмешательство в права заявителя, ЕСПЧ отметил, что даже на работе человек праве рассчитывать на конфиденциальность своей частной жизни. Однако применяя к заявителю оперативно-розыскные мероприятия, власти не рассматривали его рабочее место как «жилище». Поэтому предусмотренных законом гарантий для защиты частной жизни (в том числе личных телефонных переговоров) заявитель был лишен. Например, правоохранительные органы не обратились в суд за предварительным разрешением на подобные действия. Сама процедура «тайного слежения» не была в должной мере регламентирована законом. «Качество закона» не соответствовало международным стандартам. Вывод судей: статья 8 Конвенции была нарушена.

Дело «Константин Москалев против России» (KONSTANTIN MOSKALEV v. RUSSIA)
Постановление от 07 ноября 2017 г.

На это дело стоит обратить внимание, поскольку ЕСПЧ затронул вопрос об эффективных средствах правовой защиты по жалобам на перехват телефонных переговоров. Правительство выразило мнение, что по данной категории дел у заявителя есть 2 варианта: обжаловать ОРМ в порядке ст. 125 УПК РФ либо потребовать исключения полученных доказательств как недопустимых в рамках уголовного дела.
Европейский суд заметил, что в соответствии со ст. 125 УПК РФ исследуется лишь то, был ли законным и обоснованным перехват переговоров, санкционированный полицией. При этом в российском праве нет осязаемых критериев для оценки «обоснованности» ОРМ. Необходимость вмешательства, наличие общественно значимой цели, пропорциональность действий властей – все это остается за скобками судебного исследования в рамках ст. 125 УПК РФ.
В еще меньшей степени подобные аргументы заявителя могут быть изучены судом, рассматривающим уголовное дело, в котором результаты ОРМ используются как доказательства. Жалобу на нарушение ст. 8 Конвенции отечественный суд в такой ситуации не сможет рассмотреть. А тем более не сможет восстановить нарушенные права.
Вывод: по указанной категории дел у российских заявителей нет эффективных средств правовой защиты, и ст. 13 Конвенции (в совокупности со ст. 8) нарушается.

Дело «Москалев против России» (MOSKALEV v. RUSSIA)
Постановление от 07 ноября 2017 г.

Заявитель – бывший заместитель руководителя УФСИН России по Омской области. Решением суда было санкционировано прослушивание его телефонных переговоров, перехват корреспонденции и ведение аудиозаписи в его кабинете. На основании полученных материалов было заведено уголовное дело. Заявитель обвинялся в том, что выдал государственную тайну: сообщил родственнику осужденного, что в его тюремной камере ведется негласная аудиозапись.
Страсбургский суд установил, что разрешение на ОРМ было выдано под предлогом того, что заявитель подозревался в получении взяток. Но в своем решении национальный суд не привел каких-либо сведений или доказательств в подтверждение этих подозрений. Более того, не было подтверждено, что соответствующие сведения или материалы вообще передавались судье. ЕСПЧ сам захотел взглянуть на эти документы. Но Правительство их не предоставило, никаких это не пояснив. Из этого европейские судьи сделали вывод, что ОРМ были проведены безосновательно.
Судебный акт, разрешивший проведение ОРМ, ничего не говорил об оценке пропорциональности вмешательства, о преследовании законной цели, а также о других критериях, которым европейская система прав человека уделяет большое внимание. Власти не беспокоились о том, что произойдет вмешательство в частную жизнь гражданина.
Вердикт ЕСПЧ: статья 8 Конвенции была нарушена.

Дело «Зубков и другие против России» (ZUBKOV AND OTHERS v. RUSSIA)
Постановление от 07 ноября 2017 г.

Заявители жаловались, что правоохранительные органы прослушивали их телефонные разговоры и записывали их встречи на съемной квартире. Об этом они узнали в процессе рассмотрения их уголовного дела. Но получить судебные акты о разрешении данных ОРМ заявители не смогли.
Здесь примечательно, что ЕСПЧ рассмотрел, должны ли заявители, которые по тем или иным причинам не могли подать жалобу на ОРМ по ст. 125 УПК РФ, оспорить в порядке 25 главы ГПК РФ (в прежней редакции) действия оперативников. Власти настаивали, что именно этот, второй вариант обжалования, должны были использовать заявители до обращения в Страсбург.
Однако оба варианта обжалования, по словам Европейского суда, ведут лишь к тому, что власти выясняют, не были ли нарушены требования закона при проведении ОРМ, и не вышли ли оперативные работники за пределы судебного акта. Правовые и фактические основания санкционирования ОРМ при этом не выясняются. По сути, проверяется только формальная сторона процедуры. А главные вопросы о вмешательстве в права, предусмотренные статьей 8 Конвенции, остаются без внимания. Из этого Страсбургский суд сделал категоричный вывод: обжалование подобных оперативно-розыскных мероприятий в порядке главы 25 ГПК РФ не составляет эффективное (т.е. обязательное к исчерпанию) средство правовой защиты.